Андрей Башаримов. ПУГОВКА. Издательство "Колонна Publications", 284 стр., тираж 1000 экз.
Иначе как скажешь... Выращенный в "концептуальном" инкубатории, налившийся сракинским ледяным салом, старательно подбирающий слова "по науке", спотыкаясь и повторяясь - такой пост-сорокинский клон.
На последователя-эпигона, обновляющего и освежающего, Башаримов не похож. Характерное для Сорокина веселое гнобление окаменевших, иссохшихся типов языка и квази-литературщины у Башаримова превратилось в мутноватую carbon-copy. И все же, хорошо узнаваемы формальные признаки пародийного письма, текст глубоко инфицирован сракинскими находками и приемами. Клон старательно копирует хозяина, шевелит бровями, разевает рот, но внятно и смешно высказаться пока не может.
Посмотрим, из чего состоит клонячий текст.
Основа, как почти всегда у Сорокина - текстуальные симулякры, слепки с остывших языков, дословно отксеренные с пожелтевших страниц. Это неработающие, фальшивые языки, слова, идиомы, жаргонизмы и проч. - образы берутся целиком из "прошлой" литературы, это почти однородная субстанция.
Такова девочка Пуговка, мама Пуговки. Симулякры - мальчик Алешка, мама Алешки, бабушка Алешки.
Их языки, авторская подача - строго аутентичны моделям.
Девочка задорно смеется, вытягивает губки трубочкой, весело щебечет, бьет голыми ножками по одеялу, бьет кулачками, быстро семенит и проч.
Мальчик хныкает, капризно бурчит, корчит гримасы, хныкает, стремглав мчится и т.п.
Бабушка и школьная техничка - похожие роботы. Ввиду возраста, они говорят одинаково, для них детишки до сих пор еще "басурманы". Точнее, Алешка - басурман, а Пуговка - басурманка. Делать их разными - лишний труд. "Плохая" училка - механизм времен фильма "Чучело" и подобных. "Плохие" пацаны - оттуда же. Глотник - типичен.
Конструктор "создай симулякра" - основной, важный наполнитель такого сорта текста, и в Пуговке Башаримов не без искусства сработал всех текстуальных дегенератов, заставил их шевелиться, исполнять всякие традиционные действа, наделил их узнаваемым мертвым языком.
По сракинской формуле, в серое тело стилизации встроен особый размягчитель, чужеродная впайка, враждебная языковым окаменелостям. Врываясь в однотонную наскучившую мертвячину, размягчитель должен извлекать нужную издевку, смех, совмещать противоречия, обновлять издохшие, омертвевшие ткани. В общем смысле, это, конечно, вовсе не изобретение ВС, а естественный закон жанра, от Сатирикона до средневековых пародий на священные тексты и проч. Но читая Башаримова, невозможно отделаться от нависающей над текстом сракинской жопы. Там все - его.
С чисто сорокинской ухмылкой в мертвечину спорадически внедряется наивная детско-фамильярная лексика - говняшки-какашки, яишенки, носики-курносики и др. - вообще это упражнение выполнено добросовестно. Другие конфликтные куски - вставные письма брата-самоубийцы, поебка-реинкарнация Пуговки, деформация графики текста, все остальные элементы - вяло-бессмысленны, вторичны, но главное - не смешны. Израсходовав весь комплект приемов, автор "хитро" обращает персонажей в агентов Маму-1, Маму-2, Бабушку-1 и т.д. Они, вроде как, шпионы.
Хуй знает. С одной стороны, эксперименты, упражненья - хорошо. Парень не стар, еще что-нибудь напишет, удивительней. С другого боку, как-то в падлу уже выдумывать своего романного героя? Писать пусть хуевенько, но искренне, без узнаваемых, потасканных подъебок? Что, до пенсии ходить след в след за Срачкиным? Боязнь стать наивным, подешеветь? Наверное.
О Башаримове пишут: "Кажется, это первый писатель нового тысячелетия - по подходам своим, по мироощущению". И еще: "Мы присутствуем сегодня при вхождении в литературу совершенно нового типа высказывания". И т.п.
Подъебывают...
